Теперь ты знаешь, почему огонь похож на рыжую лису... (с)
Я безумно люблю Близость. Настолько люблю, что наобещала автору написать по ней фик, ибо имею, что сказать. И написала.
Не вычитано, не перечитано, пощу с закрытыми глазами, с дрожью в руках и трепетом в сердце.
Strictly BallroomStrictly Ballroom
Джеральдин не собиралась влюбляться в Мориса Лурье. Внешне он, безусловно, был интересен, но копаться в его богатом внутреннем мире и сладко вздыхать на груди чертового гения никто не собирался. Тем более что вздыхать как раз было кому – кажется, у господина Лурье имелась не только подружка, но и друг. Джерри обладала либеральными взглядами на интимную жизнь, но такая конкуренция…
Она наблюдала за тем, как очередной ученик делал растяжку перед занятием, и качала головой.
Никто не собирался влюбляться в Мориса Лурье.
К слову, Джерри никогда не нравились такие мужчины: Морис казался ей чересчур избалованным, инфантильным, лишенным порочной сексуальности альфа-самца. Если бы кто-то удосужился поинтересоваться, Джерри, конечно же, назвала бы свой идеал.
Например, Микки Рурк в «Неудержимых» — огромный, с этими его шрамами и бесконечными девками, желающими отдаться ему прямо на капоте любой припаркованной тачки. Такой не будет томно подрагивать ресницами или иметь бойфренда – за одну мысль о таком можно получить по лицу. Джеральдин никогда не били по лицу и любого, кто посмел бы это сделать, ждала грязная камера в ближайшем полицейском участке. Но так сладко было порой помечтать, как огромный, похожий на гризли, работяга скручивает руки, даже не заботясь о том, хочет ли этого Джерри.
Лежа в ванне или наскоро принимая душ, Джеральдин периодически хмыкала, фыркала или мотала головой. И вспоминала, как Морис впивался губами в ее шею. Ежедневно, после занятий, во время занятий, до них. Быстрый секс без обязательств – потому что никто даже не думал влюбляться…
Ох, чего только стоил отстраненный вид Мориса, тень от ресниц на щеках и что-то там еще…
Такой мужчина никогда не сможет поднять руку на женщину или схватить за волосы – даже в порыве страсти. Шлепнуть по заднице широко раскрытой ладонью, укусить за губу или просто сказать, направляясь в душ: «Не расслабляйся, детка, сейчас я вернусь и трахну тебя еще раз».
Джерри не хотелось романтики, походов в кино или прогулок под дождем рука об руку под одним зонтом. Именно поэтому, когда Морис начал куда-то ее приглашать, это показалось самым идиотским развитием событием. Ну, чем он отличался от других мужчин, с которыми у нее когда-то был секс? Все развивалось по одному и тому же сценарию: походы в кино, банальный секс, уикэнды, банальный секс, вопрос о том, чтобы съехаться или банальное «Нам надо расстаться». Безусловно, находились и такие, что заинтересовывали Джерри на какое-то время, но интерес никогда не переходил во влюбленность, увы.
— Ты была замужем? – спросил Морис, растягиваясь на кровати и наблюдая за тем, как Джерри одевается.
У него оставалось ровно десять минут, чтобы уйти, но он лениво и даже нарочито растягивал время. Джерри не пыталась возмутиться – за ней должен был зайти Марк, а он по габаритам превосходил господина Лурье вдвое. Так забавно порой наблюдать за тем, как мальчики мерились ростом. Она улыбнулась, крася губы бесцветным блеском. Повела плечами.
— Нет.
— Тебе бы хотелось?
Она взъерошила волосы, полюбовалась на себя и довольно облизнулась. Марк будет доволен.
— Нет.
За спиной послышалось неясное движение, и спустя пару секунд ладони Мориса легли ей на плечи.
— Все женщины хотят замуж.
— Глупости, — Джерри притворно нахмурилась, глядя на отражение любовника в зеркале. – Этот миф придумали мужчины и вырастили в женщине комплексы. Такой же миф, как то, что все женщины хотят детей.
— А ты не хочешь? – пальцы Мориса на плечах едва заметно сжались.
Джерри предпочла не обращать на это внимание. Дождаться от Мориса грубости было сродни ожиданию Апокалипсиса – можно планировать хоть каждый год.
— Я – нет, — она развернулась к нему и, взяв за руку, постучала кончиками пальцев по циферблату его часов. – Прости, милый, ты опаздываешь. И я тоже из-за тебя опаздываю.
Он недовольно закатил глаза.
— Кстати, я не понимаю, — Джерри вернулась к зеркалу и снова взъерошила волосы, приподняла тяжелые пряди к затылку и на минуту задумалась, не заколоть ли их, обнажив шею.
Кстати, целовать шею Марк не особенно любил.
— Не понимаю, — нахмурилась Джерри, — почему тебя это так волнует?
Она даже повернулась к Морису, который уже почти закончил одеваться.
— Меня это не волнует, — сухо ответил он.
Они встретились на следующий день. Морис вел себя как обычно и не делал больше попыток заводить разговоры, не свойственные таким людям как он. Или как она, например. Несколько часов танцевальном зале и около часа в раздевалке заставили Джерри задуматься о том, чтобы чередовать секс и работу.
Но у Марка был такой член…
— Морис, послушай… — Джерри зажмурилась, подставляя лицо горячему душу. – Нам надо сосредоточиться на занятиях, а мы теряем не меньше часа каждый день…
— Моя подруга выходит замуж за моего друга, — кажется, Морис ее не слышал. – Церемония ожидается пышная.
Джерри невольно загляделась на его подбородок под струями воды, поэтому не сразу осознала весь масштаб новости. Не стоило ожидать от Лурье определений «девушка» или «парень».
— О.
— Ого, — согласился Морис. – Кстати, у них будет ребенок.
Джерри выключила душ и потянулась за полотенцем.
— Очаровательно, — сказала она только чтобы ответить.
На самом деле, ей было все равно. Даже если они потом поедут все вместе регистрировать отношения в Вегас. Хотя… в этой столице свободных нравов, кажется, не научились еще оформлять тройственные союзы.
— По-своему это мило, — продолжил Морис. – Я только не понимаю, почему ты не хочешь согласиться с тем, что об этом мечтает любая женщина.
— Конечно, мечтает. Брак – это очень мило, — Джерри замоталась в полотенце и направилась к лавочке, где была беспорядочно разбросана ее одежда. – Суматоха, платье, «согласны ли вы». Ты пойдешь?
— А? – он повернулся к ней, и на миг Джеральдин показалось, что Морис умеет испытывать хоть какие-то эмоции – его лицо исказилось. Жаль, что он быстро овладел собой. – О, конечно. Конечно, я пойду.
В их отношениях было много недомолвок. Вернее, они никогда не разговаривали по душам. Секс без обязательств исключал любые доверительные беседы. Кроме того, Джерри свято веровала в то, что актеры – люди замкнутые, социофобы или социопаты, но в любом случае притворщики. Что можно было сказать о Морисе, который даже в сексе был сдержан? Он мог обнимать, целовать, кричать во время оргазма, но раскрылся немного единожды. Когда ворвался в ее квартиру, пылая праведным гневом, пытаясь доказать, что он может, умеет, когда наслушался ее обличительных слов. Но Джеральдин ему не врала. Инфантильный, влюбленный в себя Морис, возможно, мнил себя героем-любовником, но не таким, как ей мечталось. Даже пылающий гневом он не оставил на ее теле ни единого синяка.
— Не сегодня.
— Что? – отстранился великолепный мистер Лурье, когда Джерри пресекла любые попытки продолжить занятие в раздевалке.
А тело ломило после утренних посягательств Марка, и совершенно не хотелось долгих чувственных ласк, которые в последнее время были любимым приемом Мориса. Он ласкал ее настолько медленно и так настойчиво покрывал поцелуями каждый сантиметр тела, словно просил прощения или о чем-то умолял.
— Я говорю: не сегодня, — ответила Джерри, упираясь ладонями в его грудь. – Я… неважно себя чувствую, поэтому сегодня мы будем только заниматься. Ты плохо отработал концовку, и я не хочу…
Морис неприятно поморщился, но отпустил ее. И, видимо, для гарантии сделал пару шагов назад.
— Как скажешь, окей. Отрабатываем концовку.
Джерри пожала плечами и вернулась к DVD-проигрывателю, ставя трек заново. Они прозанимались еще пару часов, после чего Морис попросил перерыв и ушел в душ. Демонстративно. Она просидела в зале минут пять, размышляя, хочет ли секса, и поняла: нет, хватит на сегодня.
— Ну, до завтра, — через полчаса сказал Морис, выйдя из раздевалки. Полностью одетый и еще более отстраненный. – Мне надо идти, позвонили из офиса, сама понимаешь.
Джерри кивнула.
Она даже не думала, что влюбится в Мориса Лурье – особенно в тот день, когда стояла под душем и медленно вспенивала мочалку с любимым гелем. Тело ломило, особенно спину, на нее пришлось наибольшее напряжение. Правую лодыжку простреливало, потому что не успела разогреться, Морис пришел слишком рано, а Джерри опоздала, так как перед уходом от Марка не удержалась от минета.
Нет ничего приятнее большого члена во рту, если ты любишь большие члены.
Сладко тянуло низ живота, сладко саднили соски, которые Марк неоднократно кусал за долгую ночь. Сладкая дрожь пронизывала все тело от невесомых капель воды из душа. Джерри стояла под водой неподвижно, кусала губы, почти убедив себя, что смогла бы выйти замуж за Марка, если бы тот поклялся, что будет устраивать такие ночи хотя бы раз в неделю.
Но внезапно, почти помимо воли, вспомнился Морис, его обжигающий взгляд как раз сегодня, на прощание, взгляд не ребенка, который не получил положенный десерт, но мужчины, которого оскорбил отказ.
Джеральдин решила, что не будет больше спать с Морисом – хотя бы ради этого взгляда. В самом деле, она всегда относилась к сексу поверхностно, без должного пиетета. Ей стало интересно, насколько ей хочется Лурье? И будет ли достаточно Марка?
— Детка… — ее личный огр откинулся на простыни и загреб Джерри рукой, подтягивая к себе. — Охуенно.
Они лежали в кровати Марка, тот курил, шумно выдыхая дым и не забывая обнимать Джеральдин, поглаживая ее грудь. Джерри благоразумно молчала, но внутри все сильнее скручивалась тугая пружина. Мучительно, до умопомрачения хотелось кончить. Чтобы мышцы выталкивали влагу даже тогда, когда все закончено, даже спустя несколько минут, чтобы тело пронзала дрожь послевкусия. Джерри смотрела в потолок и отчаянно мечтала о том, чтобы остаться одной. Пойти в душ, где можно было не спеша довести себя до оргазма несколько раз. Зачем, в таком случае, ей понадобился Марк?
Две недели она имитировала, еще пару дней заставила Марка помучиться, пока тот не остановился во время секса, тяжело дыша, заглядывая в глаза.
— Детка? Тебе не нравится?
Джерри мысленно поставила ему высший балл за сообразительность и, зажмурившись, призналась:
— Не нравится, малыш.
Он приподнялся на локтях, выдыхая.
— Крошка…
— Ш-ш-ш, — она подалась вперед, — дело не в тебе, малыш.
— Малыш! – резко отозвался он. – Малыш! Тебе мало, детка? Мало?
Она снова лежала на кровати, думая о том, что сказать Марку, вспоминая его красивую задницу, косые мышцы и крепкие руки.
— Я хочу, чтобы ты… ты можешь быть грубее?
Его ладонь была больше ее в два с половиной раза, отметила она, когда он сжал ее бедро. А когда заломил руку, Джерри закричала от боли и стукнула кулаком по подушке.
— Ты что такое делаешь?!
— Ты же сказала… грубо.
Да, изощренные пытки явно не входили в намерения Марка Фишмана. Джерри уткнулась лицом в подушку и, неэстетично фыркнув, начала хохотать.
Больше они не виделись.
Все это время Джеральдин не только не думала влюбляться в Мориса Лурье – ей удавалось держать его на расстоянии. Когда он, сжав ее талию обеими руками, делал очередную фигуру танца. Когда прижимался губами к ее щеке, прощаясь после тренировки. Когда он говорил по телефону, с кем-то флиртуя и произнося «Адриан, золотко…» Когда танцевал как бог, идеально отрабатывая весь танец, поворачивая голову гораздо лучше Фреда Астера – более чувственно и порочно.
Ох, что Морис. Он был и оставался порочным ребенком, а Джеральдин хотела мужчину. Поэтому все чаще она ловила себя на том, что смотрит в потолок, бездумно уставившись в одну точку и представляя картины, которые лощеному мальчику Лурье не снились, несмотря на возможные оргии.
— Ты много работаешь, Джерри, — сказал Морис, вернувшись после очередного телефонного разговора. Потянулся и устало зевнул.
Тело Джерри помнило о том, какие ласки может дать ей прекрасный гений, но она знала: это лишь сублимация. Накануне она нашла в интернете клуб, где могли бы подарить ей то наслаждение, которого она так жаждала. Поэтому… поэтому до вечера было еще целых четыре часа.
— Ты тоже, — улыбнулась она. – И я с гордостью могу сказать, что ты многого добился.
— Доктор Купер говорит так же, — ответил на улыбку он. – Хотя, подозреваю, что она бы с удовольствием содрала с меня три шкуры.
Джеральдин невольно вздрогнула и невольно же склонила голову набок, представив как это: извиваться в чьих-то руках, прося пощады. Очевидно, при этом на ее лице отразилась та самая неудовлетворенность, что владела ее телом все последнее время.
— О— о, Джерри, — Морис покачал головой. – Когда женщина на меня так смотрит…
— О, Иисус. Морис, это не то, что ты думаешь.
В этот раз он пошел в душ сразу же.
Или обоими владела неудовлетворенность, Джеральдин понимала это. И если для нее было просто запереться в спальне, предоставив свое тело вибратору или собственным пальцам, то для Мориса существовала еще мужская гордость. А также непонимание: Джерри, до того охотно отдававшая свое тело, играла теперь в невинную пастушку, маловразумительно объясняя воздержание тренировками, усталостью или не объясняя никак.
— Мой новый друг, вообрази, — рассказал Морис неделю или две спустя, — так молод, что я подумываю о виагре.
В последнее время Джерри все чаще сидела на полу, прислонившись спиной к стене, и смотрела на танцующего ученика. Ученик чувствовал себя лишенным внимания. Лишенным восхищенных взглядов и заслуженных похвал.
— В твоем возрасте она повредит. А если ты смешаешь ее с алкоголем, — Джерри покачала головой, нехотя вставая. – Здесь неправильно. Ты делаешь вот так… — она показала. – А надо легче.
— О, конечно, — он повторил за ней и смиренно вскинул руки сразу после па. – Моя госпожа, я выжат как лимон.
Она улыбнулась.
— У тебя кто-то есть? – негромко спросил Морис. – Кто-то, кому ты не изменяешь. Или не хочешь. Ты можешь мне сказать, мы же друзья.
Джерри подошла к нему и потрепала по голове, привстав на цыпочки.
— Ш-ш-ш… Дело не в тебе, ма… Морис.
Он перехватил ее запястье.
— Не стоит называть меня «малышом».
— О, прости, — она попыталась высвободить руку, но внезапно застыла от нехорошего пречувствия.
Рука не высвобождалась, наоборот – Морис сжимал ее сильнее, до боли. Вожделенной боли, не имеющей ничего общего с потугами Марка казаться грубым. Если бы Джерри не знала Мориса так хорошо, как сейчас, она бы подумала, что он играет. Как это говорится? Глаза полыхнули и прочее. В них была настоящая ярость.
— Он… он тебе сам отдается и просит? – услышала Джеральдин свой голос. – Сам подставляет задницу или… Или трахает тебя?
Морис рванул ее на себя, приблизив лицо к лицу Джерри.
— А ты ревнуешь?
— Конечно, малыш, — прошептала она. – Конечно. Я ревную. Всю жизнь мечтала трахнуть тебя в задницу.
Что произошло дальше, она не помнила. Послышался треск сдираемой одежды, а шею резануло болью – там, где сомкнулись зубы изнеженного инфантильного мальчика Лурье.
— Сучка. Никто никогда не смеет…
— Ох, малыш, сколько страсти, — прохрипела она, сжимая пальцами его майку.
И от затылка до самого копчика пронеслась ледяная волна, когда она услышал тот самый рык, который сыграть невозможно.
Морис дотащил ее до матов, швырнул на них, стягивая с себя трико. То самое, обтягивающее трико, которое делало его меньше на пару размеров. Джерри поползла назад, истерически хихикая.
— Ох, сколько страсти, мсье Лурье, боже мой…
— Сучка.
Он не смотрел на нее, не собирался даже смотреть, просто в одно мгновение подобрал под себя, навис сверху, не делая ни единой попытки поцеловать. В шее снова отозвалось острой болью.
«Синяк останется, ублюдок».
Она не собиралась потакать его прихотям, но стало интересно, насколько занесет флегматичного, отрешенного, равнодушного Мориса Лурье…
— Синяки останутся, ублюдок, — прошипела Джерри, смыкая ноги. – Я не хочу секса, малыш. Не с тобой. Не сейчас. Никогда. Ты не умеешь и никогда не сможешь доставить девушке удовольствие.
Он прижал ее к матам и всем весом надавил на колени, побуждая ее раскрыться, но не тут-то было. Пару минут они боролись, пока Джерри не поняла, что Морис значительно сильнее. Надо же. Тогда она подалась вперед и вцепилась в его глаза ногтями.
…Она вообразила, что достигла наивысшей точки возбуждения, когда получила по лицу.
А после… после все изменилось, и новая ледяная волна заставила ее тело содрогнуться от невыполненной угрозы.
Никто не собирался припечатывать ее к матам и заставлять заниматься сексом.
Изнеженный, слабовольный и невыносимо сладкий мальчик Лурье сидел подле нее, спрятав лицо в ладонях и раскачиваясь. Джерри хотела отпустить очередную колкость, но вдруг, неожиданно, невероятно, вразрез с возбуждением, на грани отчаяния, она услышала звук, от которого соски отозвались острой болью.
Всхлип.
Вполне очевидный, постыдный, невероятный, но, тем не менее – всхлип.
— Черт… Черт… Прости…
Прости. Обычное слово. Так говорили ее подруги, когда опаздывали на обед. Так извинялись ученики, попавшие в пробку или оправдывающиеся пробками. Так выдыхали ее любовники, не сумевшие вовремя остановиться. Разница заключалась в интонации. Морис тер глаза ладонями и вовсе не думал извиняться, но слезы было не скрыть.
Джеральдин впервые видела плачущего мужчину, и если бы ей позволили выбирать, она бы, не раздумывая, выбрала вместо этого тысячу этих самых «прости» после неудачного секса.
— Джер-ри…
Она впервые услышала это «р-р», мягкое, нежное, на французский манер, почти сглаженное многодневными занятиями по искусству декламации. Оно никогда не царапало слух, но сейчас, в тишине пустого зала, было настолько громким, что Джерри даже приоткрыла рот от изумления.
— Мо…
— Ш-ш-ш! Молчи.
Она не знала, что именно пошло не так, почему Морис плачет, зачем ему понадобилось сначала бросать ее на маты, а потом… Видимо, актеры подвержены страстям гораздо больше, чем она думала. Видимо, сложный день, сложная роль… Наркотики, конечно… Странно, что ей, в ее положении сейчас, приходили в голову подобные доводы. Ей, которой только что, наотмашь, по лицу…
— Джеральдин, ты должна меня простить, — сказал Морис спустя минуту или две. Он отнял руки от лица, и ни слезинки, чудо какое. – Я раньше никогда не бил женщин, тебя я тоже не хотел бить…
— А надо было, — заметила она, с сожалением осматривая свою изодранную в клочья майку. Почувствовав его молчаливый взгляд, посмотрела на Мориса и позволила себе неприятную улыбку. – Что, тебе никогда не приходилось брать кого-то силой?
И поняла, даже не дожидаясь ответа, что — да, никогда.
— Нельзя бить женщин. Никого нельзя бить. И убивать…
Он смотрел перед собой, разговаривая сейчас не с ней – с тем невидимым собеседником, который вполне мог оказаться воспоминанием, кем угодно. Им самим, к примеру. Джерри никогда не думала, что сможет, сгорая от возбуждения, размышлять и делать выводы. О, каким сильным в тот момент было ее возбуждение.
— Мистер Лурье, живо – я сказала! – немедленно сбрасывайте с себя одежду. Во всяком случае, то, что от нее осталось, — Джерри скорее услышала себя, чем поняла, чего именно все это время желала. – Немедленно.
Она поднялась во весь рост, выпрямила спину и стояла теперь, вздернув подбородок и уперев руки в бока. Джеральдин успела увидеть во взгляде Мориса изумление, прежде чем отвернулась, нарочито брезгливо скривившись.
— Я не вижу послушания, мистер Лурье. Трико и майку. Передайте мне. Рекомендую вам также снять белье.
Он послушался. Медленно, как бы нехотя, как бы дразня, но она кожей чувствовала его возбуждение и понимала: все обман. Невозможно подчиниться кому-то, отдаться полностью, когда сама мечтаешь брать, ломать и властвовать. Именно в этот момент она поняла, что в первую очередь привлекло ее в Морисе: его послушание в зале. И пусть она какое-то время обманывала себя, наивно полагая, что сама готова слушаться, но… Когда Морис, аккуратно сложив одежду, передал ее Джерри, она снова содрогнулась от ощущения полной, настоящей и так необходимой ей власти.
— К станку, мистер Лурье.
Как это объяснить?
Она не думала влюбляться в Мориса Лурье, но он раз за разом показывал ей характер. Она – воспитанная в стереотипах патриархального общества – хотела грубости, сама того понимая: грубость должна была исходить именно от нее. Именно поэтому не сложились отношения с Марком (и, вполне возможно, с другими) – принимая его в себя, она, конечно, пыталась быть настоящей женщиной и отдаваться мужчине.
Но на самом деле…
— Плохо. Очень плохо. У вас болит спина? Почему вы держитесь так, словно у вас в заднице застрял чей-то член?
Морис нервно повернулся в ее сторону. Он был обнажен, пот стекал по его лицу, грудь и спина были мокрые, но Джерри хотела видеть идеальный поворот. К чему глупая одежда, эти трико и майки – репетировать нужно полностью обнаженным, чтобы видеть малейшие неровности… и эту мокрую кожу.
Она обратила внимание на его загар – ягодицы и кожа у паха чуть светлее. Косточки над бедрами, мышцы на спине…
И вялый член. Хорошего размера, она знала, как он выглядит в лучшие времена, но сейчас…
— Не так, — строго сказала Джеральдин. – Не так! Постарайтесь понять, что я говорю, и перестаньте любоваться на себя в зеркало. Ты, — она подошла ближе и ткнула в грудь Мориса указательным пальцем, — всего лишь красивое тело, но для того, чтобы стать идеальным – надо двигаться идеально. Чтобы тебя захотела даже…
Даже не глядя в его глаза, она почувствовала, что Морис зол.
— …даже я.
А дальше… Джерри точно не поняла, кто кого начал целовать и какая случилась иерархия – не до того было. Она знала, что заставила ученика отработать еще несколько фигур прежде, чем он схватил ее за плечи. Она помнила свой строгий голос и недовольный рык Мориса. Она знала томление своего тела и позволила… о, конечно, она позволила себе схватиться за станок, когда жадная ладонь Лурье прошлась по ее спине, побуждая выгнуться…
Они смотрели в зеркальное отражение, в глаза, сипло дыша, двигаясь в такт, жадно всхлипывая, но не отрывая друг от друга взгляда.
И впервые, забирая в себя мужчину, Джерри испытывала невыносимое, слегка горькое упоение властью. Потому что знала: скоро она услышит протяжный стон, Морис уткнется в ее спину и будет терпеть. Терпеть то, что она сжимается вокруг него, не в силах насытиться, и он станет помогать ей – пальцами или языком. И всякий раз, слыша ее стоны, стонать в ответ. Потому что послушный ученик должен удовлетворить учителя.
А всякий хороший учитель должен полюбить своего усердного ученика.
Даже если после этого.. о-ох… после этого останутся ужасные синяки по всему телу.
Не вычитано, не перечитано, пощу с закрытыми глазами, с дрожью в руках и трепетом в сердце.
Strictly BallroomStrictly Ballroom
Джеральдин не собиралась влюбляться в Мориса Лурье. Внешне он, безусловно, был интересен, но копаться в его богатом внутреннем мире и сладко вздыхать на груди чертового гения никто не собирался. Тем более что вздыхать как раз было кому – кажется, у господина Лурье имелась не только подружка, но и друг. Джерри обладала либеральными взглядами на интимную жизнь, но такая конкуренция…
Она наблюдала за тем, как очередной ученик делал растяжку перед занятием, и качала головой.
Никто не собирался влюбляться в Мориса Лурье.
К слову, Джерри никогда не нравились такие мужчины: Морис казался ей чересчур избалованным, инфантильным, лишенным порочной сексуальности альфа-самца. Если бы кто-то удосужился поинтересоваться, Джерри, конечно же, назвала бы свой идеал.
Например, Микки Рурк в «Неудержимых» — огромный, с этими его шрамами и бесконечными девками, желающими отдаться ему прямо на капоте любой припаркованной тачки. Такой не будет томно подрагивать ресницами или иметь бойфренда – за одну мысль о таком можно получить по лицу. Джеральдин никогда не били по лицу и любого, кто посмел бы это сделать, ждала грязная камера в ближайшем полицейском участке. Но так сладко было порой помечтать, как огромный, похожий на гризли, работяга скручивает руки, даже не заботясь о том, хочет ли этого Джерри.
Лежа в ванне или наскоро принимая душ, Джеральдин периодически хмыкала, фыркала или мотала головой. И вспоминала, как Морис впивался губами в ее шею. Ежедневно, после занятий, во время занятий, до них. Быстрый секс без обязательств – потому что никто даже не думал влюбляться…
Ох, чего только стоил отстраненный вид Мориса, тень от ресниц на щеках и что-то там еще…
Такой мужчина никогда не сможет поднять руку на женщину или схватить за волосы – даже в порыве страсти. Шлепнуть по заднице широко раскрытой ладонью, укусить за губу или просто сказать, направляясь в душ: «Не расслабляйся, детка, сейчас я вернусь и трахну тебя еще раз».
Джерри не хотелось романтики, походов в кино или прогулок под дождем рука об руку под одним зонтом. Именно поэтому, когда Морис начал куда-то ее приглашать, это показалось самым идиотским развитием событием. Ну, чем он отличался от других мужчин, с которыми у нее когда-то был секс? Все развивалось по одному и тому же сценарию: походы в кино, банальный секс, уикэнды, банальный секс, вопрос о том, чтобы съехаться или банальное «Нам надо расстаться». Безусловно, находились и такие, что заинтересовывали Джерри на какое-то время, но интерес никогда не переходил во влюбленность, увы.
— Ты была замужем? – спросил Морис, растягиваясь на кровати и наблюдая за тем, как Джерри одевается.
У него оставалось ровно десять минут, чтобы уйти, но он лениво и даже нарочито растягивал время. Джерри не пыталась возмутиться – за ней должен был зайти Марк, а он по габаритам превосходил господина Лурье вдвое. Так забавно порой наблюдать за тем, как мальчики мерились ростом. Она улыбнулась, крася губы бесцветным блеском. Повела плечами.
— Нет.
— Тебе бы хотелось?
Она взъерошила волосы, полюбовалась на себя и довольно облизнулась. Марк будет доволен.
— Нет.
За спиной послышалось неясное движение, и спустя пару секунд ладони Мориса легли ей на плечи.
— Все женщины хотят замуж.
— Глупости, — Джерри притворно нахмурилась, глядя на отражение любовника в зеркале. – Этот миф придумали мужчины и вырастили в женщине комплексы. Такой же миф, как то, что все женщины хотят детей.
— А ты не хочешь? – пальцы Мориса на плечах едва заметно сжались.
Джерри предпочла не обращать на это внимание. Дождаться от Мориса грубости было сродни ожиданию Апокалипсиса – можно планировать хоть каждый год.
— Я – нет, — она развернулась к нему и, взяв за руку, постучала кончиками пальцев по циферблату его часов. – Прости, милый, ты опаздываешь. И я тоже из-за тебя опаздываю.
Он недовольно закатил глаза.
— Кстати, я не понимаю, — Джерри вернулась к зеркалу и снова взъерошила волосы, приподняла тяжелые пряди к затылку и на минуту задумалась, не заколоть ли их, обнажив шею.
Кстати, целовать шею Марк не особенно любил.
— Не понимаю, — нахмурилась Джерри, — почему тебя это так волнует?
Она даже повернулась к Морису, который уже почти закончил одеваться.
— Меня это не волнует, — сухо ответил он.
Они встретились на следующий день. Морис вел себя как обычно и не делал больше попыток заводить разговоры, не свойственные таким людям как он. Или как она, например. Несколько часов танцевальном зале и около часа в раздевалке заставили Джерри задуматься о том, чтобы чередовать секс и работу.
Но у Марка был такой член…
— Морис, послушай… — Джерри зажмурилась, подставляя лицо горячему душу. – Нам надо сосредоточиться на занятиях, а мы теряем не меньше часа каждый день…
— Моя подруга выходит замуж за моего друга, — кажется, Морис ее не слышал. – Церемония ожидается пышная.
Джерри невольно загляделась на его подбородок под струями воды, поэтому не сразу осознала весь масштаб новости. Не стоило ожидать от Лурье определений «девушка» или «парень».
— О.
— Ого, — согласился Морис. – Кстати, у них будет ребенок.
Джерри выключила душ и потянулась за полотенцем.
— Очаровательно, — сказала она только чтобы ответить.
На самом деле, ей было все равно. Даже если они потом поедут все вместе регистрировать отношения в Вегас. Хотя… в этой столице свободных нравов, кажется, не научились еще оформлять тройственные союзы.
— По-своему это мило, — продолжил Морис. – Я только не понимаю, почему ты не хочешь согласиться с тем, что об этом мечтает любая женщина.
— Конечно, мечтает. Брак – это очень мило, — Джерри замоталась в полотенце и направилась к лавочке, где была беспорядочно разбросана ее одежда. – Суматоха, платье, «согласны ли вы». Ты пойдешь?
— А? – он повернулся к ней, и на миг Джеральдин показалось, что Морис умеет испытывать хоть какие-то эмоции – его лицо исказилось. Жаль, что он быстро овладел собой. – О, конечно. Конечно, я пойду.
В их отношениях было много недомолвок. Вернее, они никогда не разговаривали по душам. Секс без обязательств исключал любые доверительные беседы. Кроме того, Джерри свято веровала в то, что актеры – люди замкнутые, социофобы или социопаты, но в любом случае притворщики. Что можно было сказать о Морисе, который даже в сексе был сдержан? Он мог обнимать, целовать, кричать во время оргазма, но раскрылся немного единожды. Когда ворвался в ее квартиру, пылая праведным гневом, пытаясь доказать, что он может, умеет, когда наслушался ее обличительных слов. Но Джеральдин ему не врала. Инфантильный, влюбленный в себя Морис, возможно, мнил себя героем-любовником, но не таким, как ей мечталось. Даже пылающий гневом он не оставил на ее теле ни единого синяка.
— Не сегодня.
— Что? – отстранился великолепный мистер Лурье, когда Джерри пресекла любые попытки продолжить занятие в раздевалке.
А тело ломило после утренних посягательств Марка, и совершенно не хотелось долгих чувственных ласк, которые в последнее время были любимым приемом Мориса. Он ласкал ее настолько медленно и так настойчиво покрывал поцелуями каждый сантиметр тела, словно просил прощения или о чем-то умолял.
— Я говорю: не сегодня, — ответила Джерри, упираясь ладонями в его грудь. – Я… неважно себя чувствую, поэтому сегодня мы будем только заниматься. Ты плохо отработал концовку, и я не хочу…
Морис неприятно поморщился, но отпустил ее. И, видимо, для гарантии сделал пару шагов назад.
— Как скажешь, окей. Отрабатываем концовку.
Джерри пожала плечами и вернулась к DVD-проигрывателю, ставя трек заново. Они прозанимались еще пару часов, после чего Морис попросил перерыв и ушел в душ. Демонстративно. Она просидела в зале минут пять, размышляя, хочет ли секса, и поняла: нет, хватит на сегодня.
— Ну, до завтра, — через полчаса сказал Морис, выйдя из раздевалки. Полностью одетый и еще более отстраненный. – Мне надо идти, позвонили из офиса, сама понимаешь.
Джерри кивнула.
Она даже не думала, что влюбится в Мориса Лурье – особенно в тот день, когда стояла под душем и медленно вспенивала мочалку с любимым гелем. Тело ломило, особенно спину, на нее пришлось наибольшее напряжение. Правую лодыжку простреливало, потому что не успела разогреться, Морис пришел слишком рано, а Джерри опоздала, так как перед уходом от Марка не удержалась от минета.
Нет ничего приятнее большого члена во рту, если ты любишь большие члены.
Сладко тянуло низ живота, сладко саднили соски, которые Марк неоднократно кусал за долгую ночь. Сладкая дрожь пронизывала все тело от невесомых капель воды из душа. Джерри стояла под водой неподвижно, кусала губы, почти убедив себя, что смогла бы выйти замуж за Марка, если бы тот поклялся, что будет устраивать такие ночи хотя бы раз в неделю.
Но внезапно, почти помимо воли, вспомнился Морис, его обжигающий взгляд как раз сегодня, на прощание, взгляд не ребенка, который не получил положенный десерт, но мужчины, которого оскорбил отказ.
Джеральдин решила, что не будет больше спать с Морисом – хотя бы ради этого взгляда. В самом деле, она всегда относилась к сексу поверхностно, без должного пиетета. Ей стало интересно, насколько ей хочется Лурье? И будет ли достаточно Марка?
— Детка… — ее личный огр откинулся на простыни и загреб Джерри рукой, подтягивая к себе. — Охуенно.
Они лежали в кровати Марка, тот курил, шумно выдыхая дым и не забывая обнимать Джеральдин, поглаживая ее грудь. Джерри благоразумно молчала, но внутри все сильнее скручивалась тугая пружина. Мучительно, до умопомрачения хотелось кончить. Чтобы мышцы выталкивали влагу даже тогда, когда все закончено, даже спустя несколько минут, чтобы тело пронзала дрожь послевкусия. Джерри смотрела в потолок и отчаянно мечтала о том, чтобы остаться одной. Пойти в душ, где можно было не спеша довести себя до оргазма несколько раз. Зачем, в таком случае, ей понадобился Марк?
Две недели она имитировала, еще пару дней заставила Марка помучиться, пока тот не остановился во время секса, тяжело дыша, заглядывая в глаза.
— Детка? Тебе не нравится?
Джерри мысленно поставила ему высший балл за сообразительность и, зажмурившись, призналась:
— Не нравится, малыш.
Он приподнялся на локтях, выдыхая.
— Крошка…
— Ш-ш-ш, — она подалась вперед, — дело не в тебе, малыш.
— Малыш! – резко отозвался он. – Малыш! Тебе мало, детка? Мало?
Она снова лежала на кровати, думая о том, что сказать Марку, вспоминая его красивую задницу, косые мышцы и крепкие руки.
— Я хочу, чтобы ты… ты можешь быть грубее?
Его ладонь была больше ее в два с половиной раза, отметила она, когда он сжал ее бедро. А когда заломил руку, Джерри закричала от боли и стукнула кулаком по подушке.
— Ты что такое делаешь?!
— Ты же сказала… грубо.
Да, изощренные пытки явно не входили в намерения Марка Фишмана. Джерри уткнулась лицом в подушку и, неэстетично фыркнув, начала хохотать.
Больше они не виделись.
Все это время Джеральдин не только не думала влюбляться в Мориса Лурье – ей удавалось держать его на расстоянии. Когда он, сжав ее талию обеими руками, делал очередную фигуру танца. Когда прижимался губами к ее щеке, прощаясь после тренировки. Когда он говорил по телефону, с кем-то флиртуя и произнося «Адриан, золотко…» Когда танцевал как бог, идеально отрабатывая весь танец, поворачивая голову гораздо лучше Фреда Астера – более чувственно и порочно.
Ох, что Морис. Он был и оставался порочным ребенком, а Джеральдин хотела мужчину. Поэтому все чаще она ловила себя на том, что смотрит в потолок, бездумно уставившись в одну точку и представляя картины, которые лощеному мальчику Лурье не снились, несмотря на возможные оргии.
— Ты много работаешь, Джерри, — сказал Морис, вернувшись после очередного телефонного разговора. Потянулся и устало зевнул.
Тело Джерри помнило о том, какие ласки может дать ей прекрасный гений, но она знала: это лишь сублимация. Накануне она нашла в интернете клуб, где могли бы подарить ей то наслаждение, которого она так жаждала. Поэтому… поэтому до вечера было еще целых четыре часа.
— Ты тоже, — улыбнулась она. – И я с гордостью могу сказать, что ты многого добился.
— Доктор Купер говорит так же, — ответил на улыбку он. – Хотя, подозреваю, что она бы с удовольствием содрала с меня три шкуры.
Джеральдин невольно вздрогнула и невольно же склонила голову набок, представив как это: извиваться в чьих-то руках, прося пощады. Очевидно, при этом на ее лице отразилась та самая неудовлетворенность, что владела ее телом все последнее время.
— О— о, Джерри, — Морис покачал головой. – Когда женщина на меня так смотрит…
— О, Иисус. Морис, это не то, что ты думаешь.
В этот раз он пошел в душ сразу же.
Или обоими владела неудовлетворенность, Джеральдин понимала это. И если для нее было просто запереться в спальне, предоставив свое тело вибратору или собственным пальцам, то для Мориса существовала еще мужская гордость. А также непонимание: Джерри, до того охотно отдававшая свое тело, играла теперь в невинную пастушку, маловразумительно объясняя воздержание тренировками, усталостью или не объясняя никак.
— Мой новый друг, вообрази, — рассказал Морис неделю или две спустя, — так молод, что я подумываю о виагре.
В последнее время Джерри все чаще сидела на полу, прислонившись спиной к стене, и смотрела на танцующего ученика. Ученик чувствовал себя лишенным внимания. Лишенным восхищенных взглядов и заслуженных похвал.
— В твоем возрасте она повредит. А если ты смешаешь ее с алкоголем, — Джерри покачала головой, нехотя вставая. – Здесь неправильно. Ты делаешь вот так… — она показала. – А надо легче.
— О, конечно, — он повторил за ней и смиренно вскинул руки сразу после па. – Моя госпожа, я выжат как лимон.
Она улыбнулась.
— У тебя кто-то есть? – негромко спросил Морис. – Кто-то, кому ты не изменяешь. Или не хочешь. Ты можешь мне сказать, мы же друзья.
Джерри подошла к нему и потрепала по голове, привстав на цыпочки.
— Ш-ш-ш… Дело не в тебе, ма… Морис.
Он перехватил ее запястье.
— Не стоит называть меня «малышом».
— О, прости, — она попыталась высвободить руку, но внезапно застыла от нехорошего пречувствия.
Рука не высвобождалась, наоборот – Морис сжимал ее сильнее, до боли. Вожделенной боли, не имеющей ничего общего с потугами Марка казаться грубым. Если бы Джерри не знала Мориса так хорошо, как сейчас, она бы подумала, что он играет. Как это говорится? Глаза полыхнули и прочее. В них была настоящая ярость.
— Он… он тебе сам отдается и просит? – услышала Джеральдин свой голос. – Сам подставляет задницу или… Или трахает тебя?
Морис рванул ее на себя, приблизив лицо к лицу Джерри.
— А ты ревнуешь?
— Конечно, малыш, — прошептала она. – Конечно. Я ревную. Всю жизнь мечтала трахнуть тебя в задницу.
Что произошло дальше, она не помнила. Послышался треск сдираемой одежды, а шею резануло болью – там, где сомкнулись зубы изнеженного инфантильного мальчика Лурье.
— Сучка. Никто никогда не смеет…
— Ох, малыш, сколько страсти, — прохрипела она, сжимая пальцами его майку.
И от затылка до самого копчика пронеслась ледяная волна, когда она услышал тот самый рык, который сыграть невозможно.
Морис дотащил ее до матов, швырнул на них, стягивая с себя трико. То самое, обтягивающее трико, которое делало его меньше на пару размеров. Джерри поползла назад, истерически хихикая.
— Ох, сколько страсти, мсье Лурье, боже мой…
— Сучка.
Он не смотрел на нее, не собирался даже смотреть, просто в одно мгновение подобрал под себя, навис сверху, не делая ни единой попытки поцеловать. В шее снова отозвалось острой болью.
«Синяк останется, ублюдок».
Она не собиралась потакать его прихотям, но стало интересно, насколько занесет флегматичного, отрешенного, равнодушного Мориса Лурье…
— Синяки останутся, ублюдок, — прошипела Джерри, смыкая ноги. – Я не хочу секса, малыш. Не с тобой. Не сейчас. Никогда. Ты не умеешь и никогда не сможешь доставить девушке удовольствие.
Он прижал ее к матам и всем весом надавил на колени, побуждая ее раскрыться, но не тут-то было. Пару минут они боролись, пока Джерри не поняла, что Морис значительно сильнее. Надо же. Тогда она подалась вперед и вцепилась в его глаза ногтями.
…Она вообразила, что достигла наивысшей точки возбуждения, когда получила по лицу.
А после… после все изменилось, и новая ледяная волна заставила ее тело содрогнуться от невыполненной угрозы.
Никто не собирался припечатывать ее к матам и заставлять заниматься сексом.
Изнеженный, слабовольный и невыносимо сладкий мальчик Лурье сидел подле нее, спрятав лицо в ладонях и раскачиваясь. Джерри хотела отпустить очередную колкость, но вдруг, неожиданно, невероятно, вразрез с возбуждением, на грани отчаяния, она услышала звук, от которого соски отозвались острой болью.
Всхлип.
Вполне очевидный, постыдный, невероятный, но, тем не менее – всхлип.
— Черт… Черт… Прости…
Прости. Обычное слово. Так говорили ее подруги, когда опаздывали на обед. Так извинялись ученики, попавшие в пробку или оправдывающиеся пробками. Так выдыхали ее любовники, не сумевшие вовремя остановиться. Разница заключалась в интонации. Морис тер глаза ладонями и вовсе не думал извиняться, но слезы было не скрыть.
Джеральдин впервые видела плачущего мужчину, и если бы ей позволили выбирать, она бы, не раздумывая, выбрала вместо этого тысячу этих самых «прости» после неудачного секса.
— Джер-ри…
Она впервые услышала это «р-р», мягкое, нежное, на французский манер, почти сглаженное многодневными занятиями по искусству декламации. Оно никогда не царапало слух, но сейчас, в тишине пустого зала, было настолько громким, что Джерри даже приоткрыла рот от изумления.
— Мо…
— Ш-ш-ш! Молчи.
Она не знала, что именно пошло не так, почему Морис плачет, зачем ему понадобилось сначала бросать ее на маты, а потом… Видимо, актеры подвержены страстям гораздо больше, чем она думала. Видимо, сложный день, сложная роль… Наркотики, конечно… Странно, что ей, в ее положении сейчас, приходили в голову подобные доводы. Ей, которой только что, наотмашь, по лицу…
— Джеральдин, ты должна меня простить, — сказал Морис спустя минуту или две. Он отнял руки от лица, и ни слезинки, чудо какое. – Я раньше никогда не бил женщин, тебя я тоже не хотел бить…
— А надо было, — заметила она, с сожалением осматривая свою изодранную в клочья майку. Почувствовав его молчаливый взгляд, посмотрела на Мориса и позволила себе неприятную улыбку. – Что, тебе никогда не приходилось брать кого-то силой?
И поняла, даже не дожидаясь ответа, что — да, никогда.
— Нельзя бить женщин. Никого нельзя бить. И убивать…
Он смотрел перед собой, разговаривая сейчас не с ней – с тем невидимым собеседником, который вполне мог оказаться воспоминанием, кем угодно. Им самим, к примеру. Джерри никогда не думала, что сможет, сгорая от возбуждения, размышлять и делать выводы. О, каким сильным в тот момент было ее возбуждение.
— Мистер Лурье, живо – я сказала! – немедленно сбрасывайте с себя одежду. Во всяком случае, то, что от нее осталось, — Джерри скорее услышала себя, чем поняла, чего именно все это время желала. – Немедленно.
Она поднялась во весь рост, выпрямила спину и стояла теперь, вздернув подбородок и уперев руки в бока. Джеральдин успела увидеть во взгляде Мориса изумление, прежде чем отвернулась, нарочито брезгливо скривившись.
— Я не вижу послушания, мистер Лурье. Трико и майку. Передайте мне. Рекомендую вам также снять белье.
Он послушался. Медленно, как бы нехотя, как бы дразня, но она кожей чувствовала его возбуждение и понимала: все обман. Невозможно подчиниться кому-то, отдаться полностью, когда сама мечтаешь брать, ломать и властвовать. Именно в этот момент она поняла, что в первую очередь привлекло ее в Морисе: его послушание в зале. И пусть она какое-то время обманывала себя, наивно полагая, что сама готова слушаться, но… Когда Морис, аккуратно сложив одежду, передал ее Джерри, она снова содрогнулась от ощущения полной, настоящей и так необходимой ей власти.
— К станку, мистер Лурье.
Как это объяснить?
Она не думала влюбляться в Мориса Лурье, но он раз за разом показывал ей характер. Она – воспитанная в стереотипах патриархального общества – хотела грубости, сама того понимая: грубость должна была исходить именно от нее. Именно поэтому не сложились отношения с Марком (и, вполне возможно, с другими) – принимая его в себя, она, конечно, пыталась быть настоящей женщиной и отдаваться мужчине.
Но на самом деле…
— Плохо. Очень плохо. У вас болит спина? Почему вы держитесь так, словно у вас в заднице застрял чей-то член?
Морис нервно повернулся в ее сторону. Он был обнажен, пот стекал по его лицу, грудь и спина были мокрые, но Джерри хотела видеть идеальный поворот. К чему глупая одежда, эти трико и майки – репетировать нужно полностью обнаженным, чтобы видеть малейшие неровности… и эту мокрую кожу.
Она обратила внимание на его загар – ягодицы и кожа у паха чуть светлее. Косточки над бедрами, мышцы на спине…
И вялый член. Хорошего размера, она знала, как он выглядит в лучшие времена, но сейчас…
— Не так, — строго сказала Джеральдин. – Не так! Постарайтесь понять, что я говорю, и перестаньте любоваться на себя в зеркало. Ты, — она подошла ближе и ткнула в грудь Мориса указательным пальцем, — всего лишь красивое тело, но для того, чтобы стать идеальным – надо двигаться идеально. Чтобы тебя захотела даже…
Даже не глядя в его глаза, она почувствовала, что Морис зол.
— …даже я.
А дальше… Джерри точно не поняла, кто кого начал целовать и какая случилась иерархия – не до того было. Она знала, что заставила ученика отработать еще несколько фигур прежде, чем он схватил ее за плечи. Она помнила свой строгий голос и недовольный рык Мориса. Она знала томление своего тела и позволила… о, конечно, она позволила себе схватиться за станок, когда жадная ладонь Лурье прошлась по ее спине, побуждая выгнуться…
Они смотрели в зеркальное отражение, в глаза, сипло дыша, двигаясь в такт, жадно всхлипывая, но не отрывая друг от друга взгляда.
И впервые, забирая в себя мужчину, Джерри испытывала невыносимое, слегка горькое упоение властью. Потому что знала: скоро она услышит протяжный стон, Морис уткнется в ее спину и будет терпеть. Терпеть то, что она сжимается вокруг него, не в силах насытиться, и он станет помогать ей – пальцами или языком. И всякий раз, слыша ее стоны, стонать в ответ. Потому что послушный ученик должен удовлетворить учителя.
А всякий хороший учитель должен полюбить своего усердного ученика.
Даже если после этого.. о-ох… после этого останутся ужасные синяки по всему телу.
@темы: настроение, моё, истории, фанфики, NC-17
-
-
13.10.2011 в 18:57У вас получилось. Интимный мир Джеральдин, её попытки понять, чего она хочет-то, в конце концов, этот неприятный Марк (огр - отличное описание, и весь он там), её смутные желания, обретшие адресацию только при виде срыва Мориса. Считаю, Джерри "продолжилась" очень хорошо.
Морис... немного слабее, чем я его представляла, и не подумала бы, что то первое их единоборство после провокации Джерри могло закончиться для неё без лёгких повреждений. Но это играет на идею. Момент-кульминация, когда он плачет и говорит, что нельзя ни бить, ни убивать - это получилось очень сильно. И отдельное спасибо за эстетически мощный образ урока танцев неглиже - это для меня, визуала, вообще самое лучшее в фанфике. Становится не так важно, как они пришли к этому, важно - что пришли.
И хотя вещь получилась очень взрослая, рейтинговая, удалось вам написать её не грязно. Просто - вот такая форма физической любви. Убедительно. Спасибо.
-
-
13.10.2011 в 21:29Удастся ли не свалиться в грубое порно со страпонами и унижением мужчины до состояния "ничтожество"? Потому что с Мо я такого принять не смогла бы.
Во-от! Вы тоже подумали, что Мо - скрытый мазохист? Причем, мазохист в плане эмоций, а не физического унижения. И ведь это гораздо глубже, чем причинение боли - когда ему Джерри говорит в глаза ту правду, которую он даже самому себе не решался сказать. Я подумала, что они нашли друг друга именно в этом. И решила написать)
Образ Джеральдин получился очень интересным у автора, а сцена между нею и Морисом - не меньшей по напряжению, чем сцена убийства Эмилио. Самой возбуждающей. Самой рискованной по последствиям.
Вы точно поверите, что эта сцена - одна их моих любимых. Я очень боюсь безэмоциональных людей. Для меня гнев Мориса был сродни личной кульминации "Близости" - я ждала его срыва и дождалась.
И хотя вещь получилась очень взрослая, рейтинговая, удалось вам написать её не грязно.
Спасибо. Я сама удивилась тому, что появился рейтинг. Даже думала об этом сегодня: откуда? А потом поняла. Джерри мыслит без купюр, отсюда полная откровенность, а тут уж не политкорректности и замалчиваний. А это значит, что на все наши мысли надо ставить рейтинг)
-
-
13.10.2011 в 21:32Морис не плакал даже на похоронах Адрианы, а тут - ударил женщину и чувство вины за ВСЕ захлестнуло - видимо сеансы доктора Купера не прошли даром, он научился открываться и выплескивать эмоции. Это хорошо
-
-
13.10.2011 в 22:16Я не могу передать даже то, что я чувствовала, читая "Близость". Кажется, должна была воспылать праведным гневом или проникнуться чем-то (а было чем!)... и тут... внезапно, я ощутила, что я хочу увидеть. Я просила разрешения на фик, получила его, долго мучилась и, наконец, написала.
...Как я сказала сегодня автору: у меня было полное ощущение, что я с ними обоими занималась сексом. Или подсматривала. Хотя, тут уже без разницы.